— Лена! Лена!!!

Неужели по мою душу? Ой, как некстати, как же я не люблю эти случаи “нечаянной радости”. Поворачиваюсь, близоруко щурясь, пытаюсь разглядеть, кому я вдруг понадобилась.

— Ты? Вот встреча! Я тебя сразу узнал! – передо мной стоял невысокий худощавый мужчина, белозубо  и широко улыбаясь. 

Так, по виду ровесник, значит — то ли одноклассник, то ли однокурсник, то ли…  Да что уж там, всё равно из какого он  временного пласта  - ситуация для меня крайне неловкая, потому как всё равно непонятная. Ответить  “простите, не узнаю Вас”  – это какой-то позор, по всему видно, что он меня знает. Поэтому моя робкая улыбка поддаётся обаянию его солнечной и…

— Серёж, ты ли, что ли? – осеняет меня внезапно.

— Йяяя!  - чуть ли не пританцовывая, продолжает радоваться мой студенческий друг.

— Да, да! Я тебя сразу узнал, причём сзади!

Типичная мужская непосредственность. Я большую часть своей сознательной жизни взрослой девочки стеснялась собственной выдающейся пятой точки и, как следствие, акцентированной талии. И только c возрастом, обретя уверенность  женщины, которую любят, поняла (+самовнушение = терапия), что обладаю кладом под названием  не то ”песочные часы”, не то  “бразильская …опа“.

— Ну, где ты, как? Замужем, дети? - сыпал вопросами Серёга. – Я спрашивал о тебе (перечисляет вопрошаемых), никто ничего не знает.

«Ещё бы,» -  ухмыляясь, думаю я. 

— Ну, я…  - неохотно начинаю я. – Фрилансер я, — слово-то какое гадкое, на кой я его сказала?  Нет, чтоб сказать  просто и честно – дома я работаю, дизайнерю по-всякому.

Это ж Серенький! – накрывает  меня в полной мере  озарением. Мы ж дружили, он мне книги редкие приносил, пластинки, вместе курсовые рисовали  (папа нам, замученным сессией студентам, ещё чай — бутерброды  делал)!

— Серенький, ну ты, может,  помнишь, что я ездила в Одессу постоянно, так вот там свой “замуж” и оставила. В общем, вернулась я, -  моргнула несколько раз глазами без признаков косметики и окончательно растопила  льдинку в своём сердце и голосе.

— Понятно… — сочувствует (и по глазам видно, что искренне), и тактично прекращает расспросы.

— Ну, а ты как, друг? Как Наташа (он женился сразу после института), дочка (сын)? – ну надо же, и радость от встречи бывает очень заразной, если настоящая. Мне действительно интересно и не всё равно, как сложилась судьба этого ершистого мальчишки, очень талантливого рисовальщика,  завзятого книгочея и любителя БГ и Битлов.

Аааа, — махнул рукой, словно пытаясь вбить ею гвоздь. — У меня всё, как у всех, продаю (Что, что? Не может этого быть! Ты же…), дочке двадцать три, жена работает в…

Мы недолго ещё постояли посреди отдела с бытовой химией -  места встречи, что-то там повспоминали из “раньшего времени”, горько и остро пошутили по какому-то поводу.  Обменялись телефонами. Вряд ли ему или мне придет в голову позвонить или прислать поздравление к празднику.

— А знаешь, я всегда, когда еду мимо твоего дома и останавливаюсь на перекрестке, вспоминаю о тебе. Даже жене как-то сказал, на свою голову – тут жила девочка, которую я очень любил.

Я шла домой и почему-то хотелось улыбаться и плакать. Но это были слёзы редкого происхождения – они были вызваны не жалостью к себе и не отчаянием. Это были слёзы радости.

Радость – это очень заразительное чувство. Спасибо тебе, друг, что щедро поделился ею сегодня со мной.